потому что семье А-ба выделили немного земли, однако не в собственность, поскольку вся земля принадлежит правительству, а под его ответственность. Семья А-ма, жившая по другую сторону горы Наньно, тоже получила землю. Они никому не рассказывали о потаенной роще. Если бы кто-то узнал об этом, их бы приравняли к помещикам. К счастью, роща, как я теперь знаю, настолько труднодоступна, что ее не сумели обнаружить ни землемеры, ни другие крестьяне. Ее не было ни на одной карте, поэтому ее не конфисковали помещики, не перераспределил председатель Мао, не отнял он же во время «Большого скачка»[8], и она не подверглась тому, о чем сейчас рассказывает учитель Чжан.

– Девять лет назад в рамках общенациональной программы по возвращению собственности первоначальным владельцам местным потомкам помещиков разрешили обрабатывать свои исконные земли. Но у них, как и у всех китайцев, по-прежнему нет прав на владение землей. Как и у людей вроде вас.

Наконец он переходит к самой важной части урока: к политике «Тридцать лет без перемен», в рамках которой этническим меньшинствам в горах Юньнани уделялось особое внимание. Я наклоняюсь вперед и стараюсь понять. Эта политика затрагивает каждого из нас, но сколько бы раз я ни слушала, я все равно в замешательстве. Однажды учитель Чжан сказал, что так и задумано: «Все специально очень запутанно».

– Шесть лет назад в рамках новой кампании землю опять разделили, – начинает он. – Каждый человек – от младенца до девяностолетнего старика – получил свой участок. Предполагалось, что разделение будет справедливым: каждая семья получит землю на солнце и в тени, часть на крутых склонах и часть на тех, за которыми легко ухаживать, часть на каменистых участках и часть на участках с почвой, богатой питательными веществами, часть с чайными деревьями и часть с рисовыми полями на террасах. – Его губы растягиваются в улыбке, напоминающей увядшую лозу, отрезанную от материнского растения. – Возникли ли какие-то проблемы в проведении этой кампании?

Дураков нет. Все молчат. Ни один ребенок, родившийся с тех пор, как была оглашена эта политика, не получил ни клочка. Когда умирает кто-то из стариков, земля либо остается в семье, либо возвращается в деревню. Женщина, когда выходит замуж, часто теряет свою землю, передавая ее отцу или брату, но с переездом в деревню мужа новой земли не обретает.

– Думайте, дети, думайте. Какие последствия эта политика имела для ваших семей?

Никто не поднимает руку. Учитель Чжан начинает обращаться к разным мальчикам и девочкам. Их истории примерно одинаковы. После того как семья получила земельный надел – причем в семье могло быть и два человека, и тридцать, – а-ба брал на себя ответственность и решал, кому достанется выжженная солнцем земля, кому каменистый склон и так далее. Мой А-ба оставил лучшие наделы себе. Он вырубил и сжег свои чайные деревья, чтобы разводить уток, свиней и кур. Утки сдохли, на свиней не хватило средств, а кур мы использовали для церемоний быстрее, чем те успевали нестись. Затем он попытался выращивать сельхозкультуры. Сезон муссонов гарантирует, что рис уродится хорошим, и мы бы голодали, если бы не он, но в остальном… У А-ба нет таланта выращивать овощи.

Как второму по значимости мужчине в семье, Старшему брату досталась вторая по ценности земля. Как и А-ба, он сжег чайные деревья и вместо них посадил чайные кусты на террасах. Второй брат получил третью по ценности землю. Он срубил верхушки у своих деревьев, чтобы выросли новые, более короткие ветви – так листья было легче собирать. Предполагалось, что и прибыль станет больше. Однако пока что надежды не оправдались, потому что эти растения подвержены болезням и паразитам и требуют большого количества удобрений и пестицидов. Третий брат получил землю сразу за нашим домом недалеко от деревни. Он является владельцем множества чайных деревьев, возраст которых от двух до четырехсот лет. Поскольку пункт приема чая отказывается покупать эти листья, Третий брат пока ничего не делает со своими плантациями.

– Слишком много мороки, – говорит он. – Этот чай нам ничего не стоит, поэтому мы его и пьем.

А-ба выделил мне тайную плантацию А-ма с бесполезной рощицей древних чайных деревьев. Мне тогда было четыре года. Но и будь я старше, как сейчас, смогла бы я как-то повлиять на результат? Увы, ведь я всего лишь девочка. Мне исполнится тридцать четыре, когда кампания закончится. Никто не знает, что произойдет тогда. Но в одном можно быть уверенным…

– Все всегда меняется, – говорит учитель Чжан. – Сейчас мы вступили в новую эру. Руководитель страны Дэн Сяопин подарил нам лозунг, которому нужно следовать: «Быть богатым – это почетно».

Учитель Чжан, как это порой случается в последние минуты перед обеденным перерывом, указывает на помятые плакаты с видами Пекина, прикрепленные к бамбуковым стенам.

– Если будете хорошо учиться, то, возможно, когда-нибудь посетите нашу столицу.

Рука учителя опускается, когда он смотрит на изображения: тысячи людей едут на велосипедах, все в одинаковой одежде. Он, похоже, скучает по дому, но лично я бы умерла, доведись мне жить в таком месте. Он вздыхает, несколько раз моргает, а затем спрашивает грустным голосом:

– У кого-нибудь есть вопросы?

В ответ звучат только просьбы.

– Расскажите нам о телефонах.

– Расскажите еще раз о телевизорах.

– И кино! Расскажите нам о кино!

Легкая улыбка приподнимает уголки рта учителя.

– Мне придется использовать иероглифы из путунхуа, – говорит он, поворачиваясь к доске. – Самый важный иероглиф, который нужно выучить, – это «дянь». Кто мне скажет, что он означает?

– Молния! – хором отвечает весь класс.

– А еще это электричество!

– Электричество, – повторяем мы все вместе, стараясь как можно точнее воспроизвести произношение.

– Если я добавлю иероглиф…

– Слова! – практически кричим мы, когда он пишет иероглиф после «дянь».

– То получится…

– Телефон!

– А если допишу иероглиф «зрение», то получится…

– Телевизор!

– А если допишу иероглиф «тень», то…

– Кино! Электрическая тень!

У нас нет электричества, как нет телефонов, телевизоров и кино. До сегодняшнего дня я даже не верила в их существование. Мы о них только слышали, и это гораздо интереснее, чем решать задачи по математике или называть соседние страны, которые никто из нас никогда не видел, не увидит и даже не в силах себе представить. Однако сегодня я поняла, насколько коварен учитель Чжан. Он обставил все так, что мы молили научить нас путунхуа. Пожалуй, он хитрый, наверное, поэтому его и сослали сюда и теперь не пускают обратно. Я надеюсь, что и не пустят, потому что очень не хочу, чтобы он уезжал. Он мне нужен.

Я выбегаю на улицу вместе с другими детьми,